Слово Николаю Иванову
За плечами председателя Союза писателей России, полковника налоговой полиции Николая Федоровича Иванова богатая военная и творческая биография. Закончил Московское суворовское 
училище и факультет журналистики Львовского высшего военного училища. Службу начал в Воздушно-десантных войсках. В 1981 году направлен в Афганистан. Проявил себя исключительно мужественно как честный и отважный офицер, истинный патриот.
В 1985 году назначен корреспондентом журнала «Советский воин», через семь лет стал его главным редактором.
С октября 1993 года продолжил службу в новой правоохранительной структуре – ФСНП России: первый редактор газеты «Налоговая полиция», автор романов о ВДВ, налоговой полиции и не только… В отставку ушел с должности начальника подразделения административной практики.
Затем был приглашен в Союз писателей России, где длительное время являлся секретарем Правления и его сопредседателем. Два года назад единодушно избран председателем Союза.
Помимо участия в боевых действиях в Афганистане был в командировках в Чечне, Цхинвали, Севастополе, ныне воюющих Донбассе, Сирии и других горячих точках, колесит по стране. Лауреат литературных премий, государственных и общественных наград.
Писатель Николай Иванов только что завершил роман «Реки помнят свои берега», в котором немало страниц посвящено налоговой полиции России, событиям на Маросейке, 12.
В праздничные дни он любезно предложил одну из глав романа для внимания своим сослуживцам — ветеранам налоговой полиции России.
Реки помнят свои берега
(Глава из романа)
В декабре 1991 года на Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина подали в суд.
Дело для соискателей выглядело сколь отчаянным, столь и безнадёжным. Слишком популярен и непогрешим, а значит, неприкосновенен казался первый Президент России для тех, кто после путча вошёл во власть и получил из его рук право казнить или миловать.
Большинство из них в своё время страстно желало, но по разным причинам не смогло попасть ни в ЦК КПСС, ни в министерские кабинеты, ни в сколь нибудь властные структуры. Но час реванша настал: не дотянувшиеся, не допрыгнувшие, не добежавшие до власти, по сути - второсортные, они с приходом Горбачёва поначалу утешились возможностью группироваться вокруг опального Ельцина, ставшего во главе российской власти. Во времена СССР – практически никчемная должность, ибо всё за Россию решалось в Кремле. Но за спиной Бориса Николаевича они могли потрогать за вымя священную корову Советского Союза - слившиеся воедино власть, партию, армию и органы госбезопасности. Поиграть рядом с ними спичками. Плюнуть в колодец и отбежать, показывая всем язык. Забавно, потому что уже безопасно...
Никому не доверяя, новые российские политики в большинстве своём принялись заполнять пространство вокруг себя друзьями и родственниками. При этом даже среди родни выбраковывая самостоятельные и творческие личности: окружающий фон не должен был притуплять их личное безусловное лидерство.
Казалось, симбиоз для управления Россией создан. Однако ради борьбы с Кремлём обитателям Белого дома пришлось пожертвовать даже родственной монолитностью, позволив следом за «второсортными» войти в дверь большой российской политики обиженным - тем, кого по разным причинам изгнали с государственной службы. Они мгновенно, верхним чутьём уловили свою роль - месть бывшим кремлёвским сослуживцам. Хотя имелась от них и несомненная бытовая польза: они знали, какую бумажку куда футболить.
Для придачи респектабельности и демократичности на службу штучно призывались и те, кто рьяно критиковал советскую власть и вместе с правозащитниками мог вывести новую российскую элиту по проторенной дорожке на Запад.
Но даже и они ещё не закрывали бутербродную начинку современной власти. Той требовались большие, нигде не учтённые, так называемые разгонные и банкетные деньги. Постепенно в Белом доме, а затем в самом Кремле стали мелькать вчерашние «цеховики» - люди насколько предприимчивые, настолько и освобождённые от угрызений совести. Эти брали всё, до чего дотягивались руки, и пока остальные думали, насколько это законно или честно, вешали таблички со своими именами на заводы, фабрики, учебные заведения, нефтяные и газовые месторождения, целые отрасли производства. Проплатить нужное количество депутатских голосов и подогнать законы под уже сделанное труда не составляло.
Этот слоёный, абсолютно не съедобный пирог модно обозначили новым демократическим правительством России, попутно присвоив себе дату её нового летоисчисления в ранге независимости - 12 июня 1991 года. И занялись тем, чем занимается каждый второй чиновник любого правительства - собой и своими проблемами.
Но будоражило, переходило в подкожный страх понимание того, что им дозволено всё лишь до тех пор, пока на капитанском мостике будет находиться Борис Николаевич Ельцин: пирамида, выстроенная под правителя, рушится в тот же час, когда исчезает с её вершины гуру. Потому берегли, потому прощали, потому закрывали глаза на все выходки Президента. И когда он под телекамерами пьяным искал туалет у шасси самолёта во время визита в Америку, и когда не смог проснуться в ирландском аэропорту и выйти на встречу с премьер-министром этой страны, и когда в пьяном угаре, выхватив у дирижёра палочку, пытался в Берлине при выводе советских войск из Германии руководить военным оркестром. Не смели урезонить, когда танцевал заплетающими ногами «Калинку», падал с моста в реку, выбрасывал во время речной прогулки за борт корабля личного пресс-секретаря, отказавшегося пить с ним водку. Подобострастно улыбались в моменты демонстрации им коронного номера – «двустволки», когда пил одновременно из горлышек двух бутылок. Не пускали в эфиры его нетрезвые посапывания за столами переговоров...
В честной компании такому никогда бы не подали руки, но тут… Тут Ельцину хоть и брезгливо, но хлопал в ладоши Запад, расточала комплименты Америка: сильная, самостоятельная, трезвая, конкурентная Россия им была не нужна, и чем дольше находился во власти Борис Николаевич, тем ниже она падала в хаос.
Вдвое, втрое активнее хлопали в ладоши и расточали комплименты мудрости нового вождя в самом окружении Президента. Гипертоники, распихав по карманам лекарства, шли на бесконечные застолья - потому что трезвенники в начале девяностых априори не могли попасть за один стол с благодетелем. Как на войну, со слезами на глазах провожали семьи на теннисные корты сердечников - но зато у теннисной сетки, так любимой Президентом, появлялась надежда получить благословение правителя. Владеющие грамотной речью интеллигенты вводили в свой лексикон полублатной жаргон, потому что рядом с косноязычным распорядителем власти, денег и судеб, среди его чмокающего и нудящего окружения было себе в убыток оставаться нормальным человеком.
Такой сложилась власть в России в начале девяностых, и сколько ни ходило жалоб и заявлений на неё от народа, она легко пережёвывала и выплёвывала поступавшие бумажки. Ради одного - не мешать идти вперёд и крушить вековые льды ледоколу под названием «Ельцин». Бесшабашная смелость седовласого капитана, время от времени покрикивающего на суетливую команду, завораживала, радовала и страшила одновременно. Тех, кто почтительно не замирал на судне при голосе капитана, тут же вышвыривали за борт - порой так часто, что сам кормчий не успевал запоминать не то что имена, а даже лица своих ближайших помощников: за годы правления Ельцина им назначались и тут же разгонялись 8 правительств.
Ледокол шёл без лоцмана и карты, на нём не работал компас, и потому им взламывались не только торосы, но из-за неуклюжих манёвров сносились переправы, приводились в негодность причалы. Сами льдины откалывались вместе с рыбаками, которых уносило в открытое штормовое море на произвол судьбы. Потом статисты ужаснутся – за девяностые годы в стране трагически погибло и пропало без вести более 800 000 человек, что оказалось больше цифры сталинских репрессий.
Пытающихся остановить неуправляемый корабль тащило лицами по обшивке, чтобы в конце концов втянуть в водоворот под килем. Глубинной России оставалась единственная народная забава - называть домашнюю скотину именами тех, кто более всех усердствовал в бесшабашном походе. От Смоленска до Владивостока, от чумов чукчей до казахских юрт рыжие проходимцы-коты превратились в Чубайсов, слепые, сосущие хозяйские пальцы щенята - в Гайдариков, слюнявые бычки - в Мишек, хряки - в Борек.
И когда уже казалось, что подобное — на века, в Конституционный суд на действия Президента составили исковое заявление контрразведчики - не зря, ох, не зря Борис Николаевич платил им взаимной лютой ненавистью. Не случайно одним из первых своих Указов после ГКЧП он потребовал в своё ведение архивы КГБ СССР, сделав при этом широчайший жест – он не мог жить без этих публичных демонстраций, выдавая себя за рубаху-парня, - открыл их для всеобщего обозрения. Отныне практически любой желающий мог затребовать нужное ему досье и покопаться в оперативных разработках. То, что в царской России хранилось по 50 и 75 лет, что до сих пор у немцев прячется в тайники на 120 лет, к чему Англия не подпускает даже своих подданных порой по 300 лет, новая российская власть широким жестом выбрасывала на всеобщее обозрение явки, имена, пароли, псевдонимы, донесения, схемы, описания, анализ, выводы по всей диверсионной и шпионской деятельности против СССР.
Ситуацию спасла всеобщая расхлябанность того времени. Если уж Указы Президента печатались с орфографическими ошибками, то что было говорить об их исполнении. Исключительно благодаря этому страна, которую грабили, насиловали, разбазаривали, сумела сделать несколько дополнительных глотков воздуха и не пойти ко дну окончательно.
Чашу терпения контрразведчиков переполнил Указ Ельцина о слиянии КГБ и МВД. Борис Николаевич мстил, мстил целенаправленно, потому что не пришла ему в голову мысль соединить, например, министерства сельского хозяйства и атомной энергетики. При всем желании удивить мир нестандартными решениями под одну вывеску не загнали рыбообрабатывающую отрасль и угольную промышленность.
Но как не взлетели высоко птенцы гнезда Бориса, как ни вычищали под себя жизнь в России, оставалась, пусть и в единственном числе, организация, в которой не стали раболепствовать перед удостоверениями с двуглавым орлом - Комитет госбезопасности, сам залитый помоями со страниц перекрасившихся газет.
В поданном в суд заявлении речь в первую очередь шла о сохранности оперативной информации. Факт приводился один, но убийственный: в первые годы перестройки через милицию перекочевало, не задержавшись в погонах более года, полтора миллиона человек. Эта огромная масса случайных людей могла соприкоснуться и вынести на улицу не просто цифру пьяниц в отдельно взятом городе страны, но при слиянии ведомств и сведения государственной безопасности с жизнями сотен и тысяч людей, экономической и политической независимостью страны[1].
Узнав о безумстве подчинённых, на Лубянку прилетел назначенный общим министром милиционер Баранников.
- Думаете, не знаю, что у вас происходит? - он так и не захотел, а может, просто не успел привыкнуть к понятию «у нас». - Хочу предупредить всех подписантов, что у меня в Матросской тишине камеры заняты ещё не все.
Камеры, внутренние войска и надзиратели были «его», милицейские...
Но в Конституционном суде, как ни странно для того времени, к иску отнеслись ответственно. И тоже не побоялись выставить на всеобщее обозрение юридическую несостоятельность выпущенного в свет Указа Ельцина:
- Именем Российской Федерации... не соответствует... превысил... находится в противоречии... не имел права...
Следует отдать должное Борису Николаевичу: он подчинился решению суда и отменил Указ. Но отличаясь натурой чрезвычайно капризной, по-детски обидчивой, не забыл фамилию председателя, нанесшего публичную пощёчину в момент, когда, казалось, вся страна пласталась у ног. Председатель Конституционного суда Зорькин Валерий Дмитриевич будет смещён с поста позже, в октябре 1993 года, когда не поддержит действия Ельцина по обстрелу Белого дома.
Но сначала понесли свой крест те, кто поставил подписи под заявлением в суд. Для этого Президенту хватило одной строчки в новом Указе - об очередном переименовании контрразведки. И вот уже как бы нет организации, дискредитировавшей себя, а есть МБ - Министерство безопасности.
Дальше сработала великая чиновничья угодливость. В новой структуре, естественно, не нашлось мест именно для тех генералов и полковников, которые усомнились в дееспособности и адекватности Верховного Главнокомандующего. Посчитав дело сделанным, проследить судьбу уволенных со службы контрразведчиков противная сторона сочла ниже своего достоинства.
А они взяли и придумали себе новую «забаву». Страну без законов, защитных структур усиленно толкали в рынок, и чекисты, нигде ничего не афишируя, создали в недрах Министерства по налогам и сборам небольшое управление по расследованию налоговых преступлений. Затем столь же тихо, через Верховный Совет, провели Закон о создании Департамента налоговой полиции, призванного хоть как-то оградить страну от разбазаривания.
Поскольку опыт в налоговых делах у силовиков отсутствовал напрочь, главным критерием при отборе кандидатов в новую структуру определили уважение и любовь к собственной стране. Остальному требовалось учиться.
[1] Среди подписавших заявление были генералы В.Ямпольский, Ю.Чичелов, полковники С.Алмазов, А.Юрченко и др.
